Лускан

Прошло некоторое время, прежде чем он перестал думать о том, как дела у его новых знакомых. Они все оказались такими необычными, непосредственными, интересными, что почти заставили Лэя вновь поверить в жизнь. В то, что можно чем-то интересоваться и что-то получать без риска попасть в подчинение к хитрой рианской полукровке или оказаться пешкой в манипуляциях жестокой и ни во что не ставящей личность грискорнке. Осознание того, что он сам был грискорнцем, приходилось вызывать усиленно: он не чувствовал в себе ничего общего ни с Мэйбэлл, ни с Ильешефилем, ни с другими Волками, ни с кем-либо другим из его расы. Даже тот факт, что у него были и клыки, и энзим, и способность пить кровь, были будто бы чем-то неправильным, существующим только на словах. Лускан едва ли вообще знал, кем он являлся сейчас. Он просто делал то, за чем его послали. Он просто выполнял задания, подчиняясь тайным планам Хитреца, не думая ни о сомнительности, ни о последствиях. Именно поэтому сейчас он обходил лес, отмечая на карте определенные точки для создания подходящей ритуальной фигуры.

Лускан

Звук выдернул его из транса размышлений и механических заученных действий. Замерев, Лэй напряг свой грискорнский слух, в первую очередь попытавшись определить, кем может оказаться непрошеный гость, по косвенным признакам. Размерен ли шаг, не затаили ли дыхание, не выдают ли животные присутствие хищника... глупость затеи следопыт ощутил не сразу. Он был не дома, известные ему законы не работали, а уж полагаться на стереотипы было и вовсе опрометчиво. И по дому он не скучал, раз на то пошло.
Поспешно убрав все, что могло его скомпрометировать, в сумку на поясе (пусть предметы едва ли что сказали бы даже самому проницательному созданию - в свете того, что вырванная страница гербария, рукотворная карта и деревянная бусина, мягко говоря, не создавали очевидной картины), Лэй, не таясь, вышел на звук. Он не ощущал опасности (ни о чем не говорило, но он хотел думать, что грискорнское чутье и долгие годы работы с проходимцами хоть сколько-нибудь помогут в этой чужой вселенной) и собирался осторожно взглянуть на непрошеного случайного прохожего, при надобности поздороваться, и поспешно уйти в наиболее отдаленную и изолированную точку. Он закончил то, зачем пришел сюда, но не мешало обойти место еще раз. Потом.
Он забыл обо всем, стоило ему только увидеть гостя - гостью, если точнее. Появления знакомого лица он тем более не ждал - и пусть в сравнении с масштабом миров и вселенных окрестности города правда не казались такой уж обширной местностью, случайно встретить кого-то, кого нелюдимый Лэй успел узнать... шанс был один на миллион. И вот он, этот шанс, прямо перед ним. Заставляло задуматься, не значит ли это что-нибудь? Может ли быть так, что этот мир способен посылать подобные знаки, может ли у этой встречи быть какой-то смысл.
- Мэйлум, - тихо произнес он, не таясь стоя между деревьев - тут он был незаметным, как и всегда в лесах и рощах. Голос Лэя не звучал удивленным, хотя он действительно не ожидал этой встречи. - Ты выглядишь потерянной. Все хорошо?

Лускан

Мэйлум. Поразительно, но перед ним действительно была Мэйлум.
Лэй не до конца верил себе, прокручивая в памяти связанные с ней воспоминания, одно за другим. Его расовая память была пусть и не абсолютной, но очень хорошей, но в этом конкретном случае он был уверен, что помнит ее совсем по другой причине. Все их столкновения, все их короткие разговоры, урывки, фразы, взгляды, жесты – одно впечатление, недосказанное, немного таинственное, но в то же время словно бы обещающее. Будто бы она могла бы сказать, показать ему намного больше, если бы только обстоятельства сложились иначе. Подобное впечатление бывало нечасто – по крайней мере, его светлый вариант. Лускан до сих пор помнил мрачную уверенность, которую ощутил, когда впервые встретился взглядом с желтыми змеиными глазами Хитреца: он даже не представляет, в какое количество проблем втянет его эта полукровка.
То, что он ощущал, вспоминая все те немногие разы, когда Случай сталкивал его с Мэйлум, было словно бы вселяющим надежду… интригу… интерес. Как будто бы какие-то высшие силы, дразня, напоминали ему, что поглотившая его рутина незаконной работы на воров и контрабандистов – не единственное, что может случиться с ним. Словно бы он и не потерян; словно бы и надежда есть.
Она оказалась рядом значительно быстрее, чем он ожидал. Расслабленный, как бывал только в присутствии тех, кому доверял, Лускан воспринимал мир медленнее, «обычнее», а не как воспринимал бы его грискорнец. Поразительно, насколько же противоестественным был хотя бы даже этот момент. Во многих смыслах – он не доверял Мэйлум, как мог бы доверять верному товарищу, другу, он вообще не мог ей доверять, он совершенно ее не знал; но это упрямое, не желающее уходить, постоянно напоминающее о себе ощущение, что от нее, едва ли не единственной, он может не ждать удара в спину.
Лускан ответил ей не сразу, кажется, выпав из времени. Пусть смысл ее слов доходил до него замедленно, ее живые, веселые интонации вызвали его невольную улыбку. Взгляд переливчатых зеленоватых глаз отмечал, кажется, каждую деталь: ее непосредственные движения, тот милый, как бы невзначай поправленный рюкзачок… ее одежду, такую… верную, подходящую. Ее волосы, забранные вверх, заплетенные и невероятно-красные, того самого красного цвета, который не встречался ему практически никогда. Ранее Лэй не задумывался, считает ли он красный цвет волос на женщинах самым прекрасным, но сейчас подобная пусть категоричная оценка настойчиво стучалась в его разум, вытесняя нормальные, нужные сейчас мысли. Он встречал прекрасных обладательниц алых волос и ранее, в конце концов, он довольно близко знал Лайн, но… он впервые за долгое-долгое время испытывал ощущения истинно таллорилского любования чем-то красивым.
Он отметил ее глаза, их яркий цвет, практически свет, тонкие, благородные черты лица, изысканную линию шеи… шеи…
- Чай, чай… чай, очень… заманчиво, и…
Что-то расово-хищное, холодное, агрессивно-воодушевленное напомнило о себе, и Лускан с поразительной четкостью вдруг ощутил реальность, ощутил себя, лес вокруг, ветер, иной воздух… все. Ощутил и встрепенулся, игнорируя слишком явно ощущающиеся сейчас клыки и, улыбнувшись ей в отчет еще чуточку более явно, ответил, пожимая плечами и стараясь выглядеть хотя бы отчасти столь же тепло, какой теплой казалась ему Мэйлум.
- Я… да. Сколько всего разом. Не знаю, на что отвечать, - он издал какой-то нервный, дерганый смешок, и рассеянно потер шею, - Я… никого не граблю, это точно могу сказать. Думаю, это не мое. Я слишком переживаю, не пострадал ли кто.
Он был совершенно уверен, что несет несусветную чушь, и чем дальше, тем более чушистую чушь. И как она только решила заговорить с ним после всех нелепых сцен их ранних взаимодействий?
- Я изучал окрестности. Я не знаю, сколько еще пробуду в Итиле, и мне пока оказалось совершенно нечем заняться, так что я просто убивал время. В свою очередь, что ты делаешь «в земле и грязи посреди леса»?

Лускан

Что-то было не так. Глубоко внутри ему казалось, что что-то катастрофически, непередаваемо не так. Лускану всегда казалось, что все идет не по плану – по большей части потому, что сам он строить интриги никогда не умел, а Хитрец ни во что посвящать его не собиралась. Он научился мириться с подобным ощущением, понимая, что лишь исполнитель, лишь один из ее агентов, нужный, чтобы получать за нее всю негативную отдачу, вызванную ее эгоистичными, безответственными планами. Он мог проигнорировать ощущение и сейчас, но почему-то не стал. Потому что ему казалось, что это самое «не так» исходило от Мэйлум, было важно и скрывало за собой бездну, глубину которой он и не представлял. Может быть, бездну настолько же глубокую, что и его собственная.
Промедлив лишь мгновение, Лэй скользнул взглядом к ее руке на своем плече, после чего мягко накрыл ее своей, словно бы собирался снять, предотвратить любые прикосновения – но не стал, вместо этого вдруг пристально взглянув в ее янтарные глаза.
Предложение звучало… настолько же заманчиво, насколько и тревожно. Грискорнец умел быть один, но не любил – и все же предпочел одиночество компании Хитреца или, что куда опаснее, той, другой блондинки. Ему казалось, что если он согласится, их встреча вполне может обернуться сделкой с каким-нибудь демоном, в которой он, с его-то удачей, продаст душу, разум и половину расовых умений, просто прельстившись красивой женщиной, которая показалась ему родной. С другой стороны, он уже всецело принадлежал тем, кто пытался подмять этот мир под себя. Продайся он местному демону, разве бы его жизнь стала ощутимо хуже?..
Он смотрел на Мэйлум с сомнением, недоверием, мягкой неуверенностью Он хотел сказать что-то верное, чтобы она перестала казаться такой неправильной, но не имел ни малейшего понятия, что. Лускан никогда не умел находить слова – особенно в разговоре с женщинами, которые ему нравились.
- Мэйлум… - протянул он, наконец, глухо, не совсем уверенно, отпустив ее руку, - Я не хочу, чтобы ты была незаметной. Я хочу твоей компании, но настоящей компании. Настоящей тебя.
Ему показалось, что это прозвучало слишком просто, прямо, очевидно. Совершенно незавуалированно, и теперь она его оттолкнет – но плевать на условности, ему вдруг просто захотелось это сказать. В конце концов, ни он, ни, грискорнец был уверен, красноволосая женщина перед ним, не были молодыми непожившими птенцами. Переживут немного прямолинейности.

Лускан

Все это звучала как пустая надежда того, кто пытается уцепиться хотя бы за что-нибудь, оправдывая привычные, везде знакомые грабли новыми мирами: возможно, в этот раз это вовсе не грабли; возможно, в этот раз целеустремленный шаг вслед за сомнительной надеждой, наконец, увенчается крепким, уверенным прикосновением к верткому хвосту госпожи-удачи. Но порой Лэю казалось, что он готов наступать на эти самые вполне себе очевидные грабли раз за разом, даже толком не веря: потому что если он перестанет надеяться, даже слепо, даже глупо, что вообще ему останется, кроме отчаяния?
Сейчас он хотел видеть отдушину в Мэйлум. Хотел, чтобы ему не требовалось подозревать хоть кого-то, хотя бы сейчас – так ли много он просил? Как показывала практика, слишком много. Ее предложение же было, кажется, чересчур заманчивым – и, пожалуй, щедрым – для такого как он. Быть его бессменным спутником, помогающим адаптироваться в незнакомом мире – воистину, подарок богов, только вот он был ограничен местами, где действительно мог бы бывать. Лускан идет туда, куда прикажет ему управляющее лицо – и, увы, он даже не представлял, кто из злых девиц хранит контрольный предмет сейчас.
Впрочем, Лэй заставил себя мягко улыбнуться, только чтобы его нейтрально-рассредоточенное лицо ни за что не навело так нравящуюся ему женщину на какие-либо подозрения. Его комплексные проблемы выслушивать она точно не заслужила, никто не заслужил… Лускан сам, например, тоже.
- Верю, ты серьезно отнеслась к путешествию, - со смехом ответил он, отступая на шаг, давая ей чуть больше пространства. Прочь его бессмысленную грусть. У них впереди чашечка, кружечка чего-нибудь в знак приятной встречи. – Даже знаю, с чего лучше всего начать: я действительно не знаю ни одного хорошего места здесь. Буду рад, если ты мне что-нибудь покажешь.
Лускан ощущал себя косноязычным, слишком простым и не совершенно недалеким. Какими там должны быть грискорнцы? Хитрыми, находчивыми, с подвешенным языком, умеющими вывернуться из любой неприятности? Чтож, он не подходил ни по какому признаку. Да, рос он не там, где легко можно было встретить представителей его вида, но Лэй всегда знал, что такое – быть грискорнцем. Он просто катастрофически ничего не умел.
Раньше он думал, что в том его сильная сторона. Что он хороший, что он совсем другой, что живет верно. Судя по тому, где он в итоге оказался, его хваленая «хорошесть» не стоила и выеденного яйца.
Кому сейчас нужна доброта и порядочность, верно?